Сергея и его жену Дусю я впервые увидела в храме в один из моих приездов на Украину в небольшой провинциальный городок и сразу обратила на них внимание. Она была в белом платье, тоненькая, нежная и солнечная, как ромашка. А он, интересный, похожий на поэта, смотрел на нее влюбленными глазами и то поправлял ее сбившийся платок, то пытался поддержать под локоть, чтобы ей было удобней стоять, то просто улыбался ей. И она улыбалась в ответ.
Был какой-то летний церковный праздник – Петра и Павла или Успение Богородицы – сейчас уже не помню. И после службы настоятель отец Василий пригласил всех в трапезную разделить с ним «нехитрое угощение».
Я не буду описывать, что такое «нехитрое украинское угощение» – это тема отдельной кулинарной книги. Скажу только, что матушка Ирина и прихожанки постарались.
В общем, каждая принесла что-то свое, коронное, самое-самое.
Но главное было не это. Главное то, что за этим умопомрачительным столом я оказалась рядом с Дусей и Сережей. Отец Василий нас познакомил, и мы дружим уже десять лет. И до сих пор я не перестаю удивляться, глядя на этих людей, чья великая любовь победила смерть.
* * *
Сережа никогда не пользовался успехом у девушек. Он был каким-то не таким... В общем, не был героем. И принцем тоже не был. А Людка из соседнего подъезда, местная пышногрудая красавица, за которой бегали все окрестные парни и за которой даже какое-то время неуклюже пытался ухаживать Сергей, вообще называла его лохом. Она прямо так и кричала на всю улицу, когда он проходил мимо: «Эй, лох, привет!»
Сережа не пил, не курил, много читал, разве что на скрипочке не играл.
Пока продвинутые пацаны тусовались во дворе с магнитофоном и не менее продвинутыми девчонками, в том числе и Людкой, Сергей копал огород на даче у родителей и менял «утки» у своей старой и любимой бабушки Нины. А еще вывозил ее гулять в инвалидной коляске. «Лох, иди пивка выпьем!» – звали его ребята, а он виновато улыбался и катил бабулю дальше.
Нет, конечно, у Сергея были друзья. Но такие же, как и он, не от мира сего. Они смотрели Тарковского, читали Омара Хайяма, листали часами альбомы живописи и говорили о китайской философии. И тоже возились с какими-то древними бабушками.
А еще Сережа все время мечтал. О чем – неизвестно. Но это стоило ему шрамов на лице, когда он, задумавшись, протаранил лбом стеклянную дверь магазина. И подбитого глаза, когда, засмотревшись на живописно-плывущие по небу облака, свалился в яму прямо на головы копошащихся там строителей, мужиков простых и несентиментальных, которые тут же объяснили парню, зачем нужны глаза. «Как же ваш сын будет жить? – спрашивали его родителей знакомые. – Он такой...» Папа с мамой, обычные работяги, не понимающие всех этих Сережиных тонких душевных движений, только беспомощно разводили руками.
А Сережа еще и поступил на философский факультет, в связи с чем продвинутые пацаны района и Людка с подругами сделали глубокомысленный вывод: «Не, ну точно псих!» Тогда, в 90-е, в моде было совсем не это. Тем более в маленьком украинском городке.
Несколько раз родители пытались Сережу женить на прекрасных дивчинах, гарных, как та Людка, румяных и хозяйственных. Но когда, вместо того чтобы проявить свою мужскую сущность, он предлагал им «полюбоваться палитрой красок на закате» или спрашивал: «А что Вам ближе всего из Феллини?» – потенциальные невесты быстро испарялись. А Сергей особо и не расстраивался. Казалось, что он вообще охладел к вопросу взаимоотношений полов.
Учиться он уехал в Киев. Днем сидел на лекциях, ночами работал сторожем. Читал и мечтал. А однажды он забрел в Киево-Печерскую лавру. И понял, что это его.
Воцерковление Сергея было безудержным и неистовым. Он переоделся во все черное, отрастил бороду и волосы до пояса, чем со спины напоминал русалку (локоны у него были шикарные, любая девушка позавидовала бы), всячески подражал монахам, везде таскал с собой огромную Псалтирь и мечтал теперь исключительно о Царствии Небесном.
Когда в таком виде он в один прекрасный день приехал домой на каникулы, родители, люди нецерковные, сперва от неожиданности стали звать его на «Вы», а потом робко поинтересовались: «У вас ШО, на философском факультете так положено?»
Когда же Сергей своим тихим голосом заговорил с ними об адских муках и возможности спасения и заунывно спел молитву перед едой, а потом стал крестить еду и всё вокруг, мама испуганно засуетилась и начала подкладывать ему «голубчиков» и куриных «пУпочек в сметане»: «Кушай сынок, может, отпустит». А папа очень расстроился, когда Сережа отказался выпить с ним за встречу горилки, назвав ее вражеским зельем. А еще удивился. Ведь сын всегда был таким послушным и отцу никогда не перечил.
Людка же, вышедшая к тому моменту замуж, увидев Сергея во дворе, вместо коронного «Привет, лох!» пробормотала с испуганным поклоном «Здрасте!» И охая схватилась за свой беременный живот.
А однажды Сергей решил съездить в Москву – по святым местам. Каким-то ветром его занесло в единоверческий храм.
И как когда-то он с головой уходил в китайскую философию, потом с трепетом и слезами на глазах «открывал» для себя Бога на службах в Киево-Печерской лавре, так и теперь он бесповоротно почувствовал, что ИСТИНА здесь и нигде больше.
Через несколько дней он уже был переодет в косоворотку, которую купил на Рогожском рынке, подпоясанную плетеным ремешком, и суровые кирзовые сапоги, несмотря на летнюю испепеляющую жару.
Он почти под ноль сбрил свои шикарные волосы (ведь староверы длинных не носят), и теперь его голова сильно напоминала киви.
На все свои сбережения он приобрел уйму книг по Знаменному распеву и отныне и навеки презрел ноты.
Деньги на возвращение в Киев ему дали в том же староверческом храме. При условии, что он будет популяризировать Знаменное пение.
Всю обратную дорогу Сергей страшным голосом тренировался в тамбуре петь по крюкам, за что чуть не был высажен проводниками за нарушение общественного порядка.
Теперь он часами с восторгом мог говорить о поморах. И мечтал о суровой подвижническое жизни на Белом море.
Над ним смеялись, а он, как и раньше, когда его звали пить пиво, лишь виновато улыбался и утыкался в свои крюки.
В таком виде Сергей через какое-то время и предстал перед удивленными очами своего духовника из Киево-Печерской лавры отца Антония.
Видавший виды старенький монах и раньше был озадачен бурным духовным возрастанием своего вроде бы тихого чада. А тут и вовсе опешил. Но как человек в этих вопросах опытный, в конце концов сумел переодеть Сергея «в мирское», повернуть его мечты в более современное русло и убедить закончить философский факультет, который тот твердо решил бросить.
И парень даже отрастил романтическое каре, которое ему очень шло, и которое делало его похожим на поэта. Таким я и встретила его через несколько лет в храме у отца Василия.
А пока шло время... Неофитские шторма закончились, и церковная жизнь Сергея вошла в спокойное русло. Верил в Бога он теперь тихо, без «закидонов», но искренне и как-то по-детски.
Он много молчал, так же, как и раньше, всё время о чем-то мечтал и всегда старался всем помочь. И был настолько критически безотказным и необидчивым, что даже церковные старушки называли его «святенький ты наш». Но и сейчас его почему-то никто не воспринимал всерьез. Не было в нем этого... героического.
Он давно закончил институт и нашел работу в Киеве. Как ни странно, очень хорошую.
А в свободное от этой работы, лаврских служб и помощи всем подряд время он любил петь на клиросе в одном маленьком храме при больнице. А еще иногда помогал уборщицам (которые звали его между собой «малахольным») мыть там коридоры. И ходил с батюшкой по палатам, когда тот причащал.
Так он и встретил Дусю.
* * *
Дуся умирала... В принципе, вся ее жизнь уже много лет была сплошным умиранием. У нее с рождения было заболевание почек.
А в 15 лет ей их удалили. Сразу обе.
Дважды девушке пытались подсадить почку, хотя бы одну, но она отмирала прямо на операционном столе. Теперь, чтобы хоть как-то жить, Дуся должна была три раза в неделю делать гемодиализ. И так годами. Но организм устал и уже не справлялся.
Она была очень слаба, ела через катетер и совсем не вставала с кровати.
Сергею очень захотелось как-то помочь этой несчастной девушке. Он стал приходить к ней, приносил подарки, иконки. Рассказывал о Боге, о Лавре, о себе. А она – о себе... И о море книг, которые прочитала, пока годами лежала в больницах. И вместе они мечтали. Я не знаю, о чем может мечтать умирающая девушка, но они с Сергеем друг друга понимали.
Когда она, уставшая, засыпала, он тихо молился у ее кровати.
А однажды Сережа привел к ней батюшку. Впервые в жизни Евдокия исповедовалась и причастилась.
Как-то Сергей пришел в больницу и увидел, что Дусина кровать пуста. И матраса нет. Так обычно делают, когда кто-то умирал.
Он бегал по коридору как обезумевший и кричал: «Где? Где она?!..»
«Да все хорошо с твоей любимой, – сказала, улыбаясь, старенькая санитарка. – В другой палате она». И добавила про себя:
«Малахольный».
«Любимой?» – удивленно повторил Сергей. А ведь и правда – любимая.
* * *
В тот же день Сергей сделал Дусе предложение. А на ее удивленный взгляд ответил: «Ты встанешь, и мы поженимся».
Через неделю Дуся попросила врачей убрать ее катетер, и Сергей начал кормить ее с ложечки как маленькую. Он делал ей массаж затекших рук и ног и возил на коляске гулять в больничный сквер. И в храм.
Дуся окрепла. Однажды встала с инвалидной коляски и пришла в храм, опираясь на руку сияющего Сергея. А потом сама.
Начала петь с ним в церковном хоре. Быстро уставала, но с каждым днем ей становилось всё лучше.
Там же, в больничном храме, их и обвенчали. А вскоре Дусю выписали.
Ей также приходится приходить три раза в неделю на гемодиализ. Но теперь с ней Сергей. Он заботится о ней. И любит. И она любит... Живет и счастлива. Теперь Дуся превратилась в какую-то сказочную красавицу. К удивлению врачей, которые только разводят руками.
Сергей и Дуся много путешествуют. Естественно, по тем местам, где Дуся может делать свои процедуры. И все, кто их знает,смотрят на них с улыбкой и говорят: «Какие же они молодцы! А Сергей-то, оказывается, какой... Заботливый, сильный... Герой».
* * *
Когда мы познакомились, Сергей и Евдокия заскочили на пару дней к его родителям в городок, где он вырос. И уже собирались уезжать, но перед отъездом зашли на службу.
Эту историю тогда, за праздничным столом, они мне сами и рассказали. Они и... Людка. Да, да, та самая разбитная пышногрудая красавица Людка из соседнего подъезда, которая сидела напротив.
Она пополнела, уже пару раз побывала замужем, и оба раза ее бросили «продвинутые пацаны с района». Теперь она растит сына одна, воцерковилась и много помогает отцу Василию. Она грустно смотрела на Сергея с Дусей и вдруг сказала: «Знаешь, Сереж... Это не ты лох. Это я лох. Где же были мои глаза! Ты такой... Такой... Да не бойся ты, Дусь! Он на тебя вон не надышится».
А Дуся сидела тоненькая , нежная и солнечная, как ромашка... Сережина мечта... А он то поправлял ей платок, то наливал компот, то что-то шептал на ухо. И оба они улыбались. Людке, друг другу, отцу Василию, всем вокруг... И той прекрасной жизни, которая ждет их впереди.
Автор: Елена Кучеренко
By accepting you will be accessing a service provided by a third-party external to https://pravoslavnaya-biblioteka.ru/