Анютины глазки

Двое сослуживцев набравшей силу фирмы Zverkoff, Эдик Выдрин и Веня Трегубов, торопливо шли с новогоднего корпоратива, разогретые бурными танцами и выпивкой. Эдик, вообще-то Эдуард Васильевич для подчиненных, а по имени – только для равных себе по службе, или чуть повыше, как Веня, с которым дружил – чувствовал сейчас раздражение и даже злость. И это несмотря на изрядное количество выпитого и съеденного и возбуждающие телодвижения в танцах, в которых он был мастак, как и в делах служебных. Тем более – танцевал с Викой Толоконцевой, вертел ее так и эдак, и она послушно выполняла все его дерзкие па, и улыбалась горячо, особенно когда они касались друг друга. Но в тот момент, когда ему казалось, что она уже готова идти с ним, она улыбнулась насмешливо и сказала: «А как же твоя Лизочка? Ведь она тебя ждет не дождется! Вместе с Анечкой, не так ли?»

Она нанесла запрещенный удар, ведь они уже обсуждали эту проблему и вроде обо всем договорились, надо только дождаться удобного момента. Так нет, опять все сначала, и опять – в праздничный день, да еще такой чудесный, как Новый Год.

Он злобно и в то же время растерянно глянул на Вику, ничего не ответил и направился к выходу. Веня догнал его уже в вестибюле.

– Что? Идем? – почти радостно сказал он.

– Идем! – ответил Эдик, надевая свою «аляску» и натягивая на голову вязаную шапочку – он не прекращал бегать по утрам, раз в неделю ходил на фитнес и плавал в бассейне, потому был строен и выглядел на 25, хотя ему шло уже к сорока. – Обойдусь без нее, надоело! Пусть одна прыгает!

– Занятно, – весело ответил Веня. – Можем все-таки успеть!

– Спасибо, ты настоящий товарищ, – иронически отозвался Эдик. – Твоя взяла – идем ко мне.

– Ты обретаешь вид вполне добропорядочного буржуа, – Веня мог подшучивать над сокурсником по вузу, а теперь сослуживцем Эдуардом Васильевичем. Веня отличался от Эдика и ростом, и телосложением – рано потолстел и полысел, не занимался фитнесом и не плавал в зимнем бассейне, а любил решать сложные информационные задачки – ему это доставляло удовольствие со студенческих лет. В амурных делах Вениамин Иванович Трегубов не преуспел – были у него случайные женщины, а вот жены он так и не нашел.

– Значит, идем сюда – там, пожалуй, и купим елочку.

– С этими бабами одна маята. Ты вот помнишь про елку, а я забыл.

Дело заключалось в том, что он обещал дочке Ане обязательно принести елочку. И обещание это дал при Вениамине.

Веня подошел к скамейке на автобусной остановке, присел на краешек, посматривая, не едет ли какая машина, чтобы тормознуть ее.

– Время-то, глянь. Все уж за столы садятся, старый год провожать.

Эдик только сейчас осознал, что теперь елки нигде не купишь – все елочные базары закрыты, – разве что где-нибудь на углу улиц, где были в кучу свалены еще совсем недавно целые горы сосенок, можно было запросто выбрать одну из них. Лес около их города преимущественно сосновый. Поэтому сосенки всегда продавались взамен елей, так уж издавна повелось. Встречались, правда, и елочки, по высокой цене, но и то редко. Но он обещал любимой Аннушке принести именно елочку, а не сосенку, и друг Веня его горячо поддержал. Потому что холостяку Вене по душе была Анютка – он очень любил детей, но, как вы уже знаете, семью так и не завел.

Аня показывала, какой должна быть елочка – не до потолка, а чуть ниже, чтобы можно было ее нарядить самой, все гирлянды с огоньками повесить до самой верхушки, а там укрепить восьмиконечную Вифлеемскую звезду. Елочка должна быть пушистенькая, не как у них в школе. Поставили дылду такую, ветки растопырены, так и сяк, прямо грех один. Анечка так и говорит, когда что не так: «грех».

Она только в этом году пошла в первый класс. А уже знает такие премудрости, которые ученому Эдуарду Васильевичу неведомы. Например, она объяснила и ему, и маме, что никакого Деда Мороза нет, что это все выдумки. И праздновать-то Новый год у нас в стране разрешили не сразу. Все потому, что они, начальники, всем говорили, что никакого Бога нет. А как же его нет, если и сами они все же говорят: «Христос Воскрес». А если Он воскрес, значит, смерти нет? Есть жизнь, там, на небе? И даже за ним? И еще – почему же вы, папа и мама, мои дорогие-хорошие, говорите: год 2019-й?? Вы ведь считаете от Рождества Христова? Как же так, ты, папа, сочиняешь новые программы, подписываешь, в каком году они появились на свет, то есть сам расписываешься в том, что от Рождества Христова началась новая жизнь. И сам же говоришь, что Бога нет?

Удивлению папы, а особенно мамы, не было конца, потому что возникал один и тот же вопрос: откуда она, семилетняя малышка, все это знает? Более того: еще не в 6–7 лет, а раньше она ставила в тупик не только родителей, но и воспитательниц в детсадике, а потом учительницу в школе, когда вдруг объяснила им, что в России Новый Год праздновали 1 сентября. А по домам ходил и оставлял подарки детям, особенно бедным, по ночам, тайно, не Дедушка Мороз, а Николай Угодник, или Николай Чудотворец. Которого зачем-то переименовали в Деда Мороза.

Ну, ладно, читать Аннушка научилась в 4 годика, в это же время научилась писать буковки и складывать их в слова. Причем особо ее никто этому не учил, разве что уборщица в детсадике обратила внимание, что Анюта вертит кубики так и сяк, что-то шепча губенками. Уборщица Матвеевна присела рядом с Аннушкой, стала объяснять ей, что значат буквы. Потом и воспитательница, заметив занятия Анюты с буквами, тоже помогла ей раз и второй, а потом опять подключилась Матвеевна. И Анюта буквально на лету все схватывала, а ученые папа и мама только радовались сначала, что ребенок у них такой шустрый, такой вундер-киндер.

И друг Веня радовался особенно, говоря Эдику, что тут чувствуется Промысл Божий. Эдик и его жена Елизавета эти слова Веника жестко высмеяли.

Но потом, когда Анюта стала не только читать и писать, а уже, неизвестно от кого научившись, приводить примеры из Библии и молитвослова (выяснили, что тут без Матвеевны тоже не обошлось), пришлось маме Лизе в детском садике устроить скандал. Анюта дала отпор маме, грудью встала за обруганную Матвеевну, все равно как святая Екатерина за Христа. Под подушкой у Аннушки наши «Детскую Библию» и «Молитвослов для детей», изъяли. Тогда Аннушка объявила голодовку, и книжки пришлось ей вернуть. Советовались с психологом, спорили, а кончилось все тем, что Анюта сама отыскала по Интернету православную школу, и хотя она находилась далеко от дома, где они жили, Анюта определилась именно туда, за руку приведя в эту школу маму.

А потом папе пришлось возить туда Анюту на своем стального цвета «Вольво».

Вот такой дочке твердо обещал принеси елочку папа Эдик, он же Эдуард Васильевич, заведующий отделом процветающей фирмы Zverkoff, с чего и начали мы свой рассказ.

«Все из-за этой дуры, – продолжал Эдик казнить Вику, с которой согрешил всего раз, а теперь, вот, она ставит условия, чтобы снова встретиться. – Все же наши русские бабы не могут жить, как американки, например. Что можно встречаться и ради удовольствия. Дурость и отсталость! М-да, где теперь хотя бы завалящую сосенку найти?»

На перекрестке, где еще вчера продавали сосенки, довольно хорошие, где бойко шла торговля, теперь было пустынно. В свете фонаря валялись лишь сломанные ветки, да снег был густо усыпан иглами.

– Да, Эд, дело наше – швах, – сказал Веня. – Лучший вариант – повиниться. Скажем, корпоратив затянулся, за руль нам садиться нельзя, вот и остались без елки. Завтра с утра весь город объезжу, а елку вам привезу.

– Да? Берешься и с моей гидрой объясниться?

– Натюрлих!

Видя, что Эдик удручен, Веня решил, по доброте своей, поддержать друга и в грешном помысле.

– Вике позвонишь… Она опомнится… Прибежит как миленькая.

– Думаешь?

– А то.

И тут они увидели человека, который нес на плече елку.

Свет уличного фонаря хорошо освещал этого человека, идущего ровными шагами по тротуару. Елочка покачивалась у него за плечом в такт шагам.

– Веня! – вскричал Эдик радостно. – Да это же Дед Мороз!

Он быстрыми шагами, переходящими на бег, пересек улицу и остановил человека с елочкой.

– Мил человек, на минуточку! Здравствуйте! С Новым Годом!

– С Новым Годом, – ответил человек.

Эдик разглядел невысокого старичка с белой бородкой клинышком, усами, такими же белыми. В зимнем старомодном пальто с каракулевым воротником, в шапке-боярке, он внимательно, без испуга, смотрел на остановившего его человека.

– Вы к нам посланы самим Дедом Морозом, уважаемый! А может, вы сами Дед Мороз?

– В чем дело, молодой человек? – строго спросил незнакомец.

– Сейчас объясню, – торопливо начал Эдик. – Понимаете, мне до зарезу нужна елочка. Как раз такая вот, как у вас. Я обещал дочке, и вот, остался без елки. Задержался, понимаете? А сейчас елку нигде не купишь. Такая безвыходная ситуация.

– Мы вам хорошо заплатим, – сказал подошедший Вениамин. – Понимаете, очень нужно. Больно дочка у Эдуарда Васильевича хорошая. Анютой зовут.

– Охотно верю, – сказал старичок. – К сожалению, помочь не могу. Так что извините.

И он уже стал обходить Эдика, загородившего ему путь, как тот, выставив руку вперед, снова остановил старичка.

– Вы не поняли, уважаемый. Мы же не отнимаем у вас елочку, а хотим купить. За хорошие деньги. – И он полез в карман, достал портмоне. – У меня доллары, они опять в цене. Десять вам хватит? Нет? Ну, давайте сойдемся на пятнадцати. По рукам?

– Нет-нет, гражданин, – сказал старичок, отстранив руку Эдика с долларами. – У меня тоже дочка. И тоже меня ждет.

– Дочка? Вы шутите. Ей что, лет пятьдесят? Или у вас брак по расчету, так сказать, с молодой и красивой? Нет, я вас не осуждаю, что вы! Но у меня дочурке седьмой годок всего! И она ждет папу с елкой! Ну, поймите же вы! Ну? 20 долларов последняя цена.

– Да пустите же меня!

И старичок толкнул Эдика так, что тот покачнулся и чуть не упал.

Пока он приходил в себя, пока прятал портмоне в пиджак, старичок уже шел дальше по тротуару теми же мерными шагами, что и раньше.

Эдик легко, в несколько шагов, догнал старичка, резко крутанул его левую руку (елочка лежала на левом плече старомодного пальто) так, что человек задрав ноги, упал, шлепнувшись об асфальт.

– Ну, вот, елку, наверное, помял! – Эдик, наклонившись, отбросил старичка в сторону, поднял елку и, встряхивая ее на весу, осмотрел.

– Нет, цела. Веня, подержи, – он протянул деревце товарищу, снова достал деньги из портмоне, сунул их в боковой карман пальто старичку, который с трудом, но все же встал.

– Ну, прощай, уважаемый Дедушка Мороз! Прости, если что. Считай, что выручил нас!

И, водрузив елку на плечо, он быстро зашагал вперед.

Вениамин – за ним, оглядываясь, не идет ли по улице какая-нибудь машина.

Машины не было.

Они бодро шли по морозной улице. Шел легкий снежок, хорошо видный в свете лучей уличных фонарей.

Вениамин, оглядываясь, заметил, что старичок мелкими шагами семенит за ними, стараясь догнать обидчиков.

– Эд, оглянись.

Эдик послушался и, медленно повернувшись, увидел старичка. Он уже почти приблизился к ним.

– От мать-перемать, – сквозь зубы выдавил Эдик.

И, подождав, когда старичок подбежал к нему, свободной правой рукой взял его за отвороты пальто так, что оно затрещало.

– Тебе чего, идиот старый! Денег мало? А?

Он тряхнул старичка так, что у того слетела шапка-боярка. Седые редкие волосы разметались в разные стороны.

– Пустите! – он пытался вырваться из тренированной руки Эдика, но ничего у него не получалось. Эдик, волоча старика по тротуару, приблизил его к стене дома и резко ударил.

Ударилась о стену не только спина, но и непокрытая седая голова.

Старик охнул и стал оседать на мерзлую землю.

С минуту они смотрели, как поведет себя поверженный.

Тот не двигался, свесив голову.

– Ты его слишком сильно, – сказал Веня и присел, рассматривая старика. Тот поднял голову и посмотрел на Веню затуманенным взглядом.

– Вам больно? Давайте я вам помогу встать.

– Да брось ты его! Он первый начал!

Веня поднял старичка. Поднял и шапку, надел ему на голову.

– Да оклемается он! Мотаем!

И Вене, прислонив старика к стене, пришлось побежать за Эдиком, догонять его.

Квартира Эдуарда и его семьи находилась в доме неподалеку, и скоро они вошли в нее, запыхавшиеся, с румянцем на щеках от мороза и бега.

***

Супруга Эдуарда Васильевича, Лиза, она же Елизавета Прокофьевна, в вечернем черном платье с блестками, с распущенными волосами, завитыми на кончиках, в лодочках, на высоченных тонких каблуках, уже готова была испепелить мужа одним взглядом, но, увидев в его руках елочку, воздержалась от гневной тирады.

Новый год они встречали в кругу семьи, поэтому она не пошла на корпоратив и отпустила туда мужа (с тем условием, что он должен «отметиться» и уйти «по-английски»). Она догадывалась о связи мужа с Викой Толоконцевой. Но хорошо знала, что слишком расчетливый Эд не оставит семью – не только из-за Анютки, но и из-за того, что она, Елизавета, занимает в корпорации Zverkoff место, более близкое к этому самому Вадиму Вадимовичу Зверькову, который и возглавляет корпорацию, носящую его фамилию. И если дело дойдет до кипения, Елизавета не только растопчет Толоконцеву, но и самому Эду несдобровать. Потому что Вадим Вадимович слишком ценит Елизавету, и не только за яркую стать, но и за прекрасно работающие мозги – Лиза со студенческой скамьи шла в отличницах, а совсем недавно прошла успешную стажировку в Гарварде.

– Веник, – обратилась Лиза к Вениамину, – а ты как оправдательный документ явился?

– Ну да, Елизавета английская, – ответил он. – Ваш венценосный супруг доставлен в целости и сохранности.

– Спасибо, Веник. Раздевайся, чего же ты? Надо успеть проводить старый год.

Между тем Анюта, в белом брючном костюмчике, с шелковым жабо, желтоволосая, но не крашеная, как мать, которая искусно подкрашивала волосы, рассматривала своими восторженными карими глазами елочку, осторожно трогая ее иголочки и переставляя белые туфельки вокруг ее пушистых ветвей.

– Какая она красавица! – радостно сказала Анюта и бросилась к отцу. – Папочка! Спасибо!

– Ну, будет, будет целоваться. Сначала за стол, наряжать елку будем потом, – Елизавета шире распахнула стеклянные двери с абстрактным черным рисунком на них и пригласила Веню к столу, который уже был накрыт.

– Мамочка! Да как это – потом? Смотри, елочка плачет, ей скорей нарядиться надо, чтобы согреться от мороза и расцвести!

И правда, с веточек елки стекали капельки – особенно в тех местах, где она коснулась снега, когда ее выронил старичок, упавший на асфальт.

– Сейчас, Анька, подожди, – Вениамин внес елочку в гостиную, стал осматриваться, прикидывая, куда ее поставить. Место заранее было определено в красном углу, там стоял раскрытый ящик с игрушками и крестовина, на которую хозяева ставили елку.

Только уселись за стол, заставив Анюту прекратить наряжать елочку, как раздался звонок.

Елизавета вопросительно посмотрела на мужа.

– Я никого не звал, – сказал он и встал, решительно направившись к входной двери. А внутри вдруг возник холодок: «Неужто она? Нет, не осмелится! И если…».

Он щелкнул английским замком, резко распахнул дверь.

И замер.

На лестничной площадке, хорошо освещенной, стоял тот самый старичок, в шапке-боярке, в старомодном двубортном зимнем пальто с каракулевым воротником.

Не узнать его было невозможно. Особенно по этой остроконечной белой бородке, белым стриженым усам, по этой шапке с каракулевыми отворотами и каракулевому воротнику, потертому по краям.

– Вам кого? – все же нашелся, что спросить, Эдик.

– Вас, – ответил старик.

Эд обратил внимание, что щеки у старика впалые, но бородка подстрижена аккуратно, взгляд твердый.

– Меня? – вроде удивившись, сказал Эдик. – Новогодняя шутка?

И, видя, что старик не собирается уходить, потянул дверь на себя, собираясь ее закрыть.

– Ошиблись адресом, уважаемый.

– Нет, не ошибся. Вот ваши доллары, верните мне мою елку.

– Да вы что? Какую елку? Вы чокнулись?

– Елку, которую вы насильно отняли у меня полчаса назад. Квартиру вашу мне указали ребята. Они в вашем дворе готовятся запускать ракеты. Видели, как вы вошли в подъезд с елкой.

К входным дверям подошла и Елизавета, стараясь разглядеть, кто же это к ним пожаловал.

С удивлением она смотрела на старичка.

– В чем дело?

– Да вот, какой-то сумасшедший требует от меня елку. Идите по-хорошему, уважаемый!

И Эдик оттолкнул от двери старика.

Но старик опять не дал Эдику захлопнуть дверь.

–Да что же это такое! Я сейчас тебя с лестницы спущу! – уже крикнул Эдик.

И выполнил бы свое обещание без особого труда, но тут у двери оказалась Анюта.

Остановила отца:

– Подожди, папа!

И – к старичку:

– Вы почему у папы елочку требуете? Объясните, пожалуйста.

Старичок только сейчас рассмотрел белокурую девочку в белом брючном костюмчике, которая встала между ним и его обидчиком.

– Хорошо, девочка. Я шел с елкой недалеко от вас, по Подшипниковой. Подходят ко мне два человека, вот он, – он показал на Эдика, – и еще второй. Ага, вон тот, – он показал на Веню, который выглянул из-за спины Елизаветы.

Веню выдали очки и смущенная улыбка, точно такая же, как в тот момент, когда он поднимал старика и оставил его стоять, прислонив к стене.

– И они стали отнимать у меня елку. Отняли. Сунули в карман вот эти деньги и ушли.

Старик снова протянул руку с деньгами к Эдику.

Елизавета оценивала обстановку, спросила мужа:

– Так и было?

– Ничего подобного! Он изобразил бандитов каких-то, а не интеллигентных людей! Мы вежливо попросили его продать елку, он согласился не сразу, торговался даже! И только получив 20 баксов, отдал елку нам. Вот и все. Подтверди, Вениамин!

– Да, примерно, – Веник смущенно улыбнулся – такая улыбка возникала на его лице, когда приходилось привирать. И еще он поправил очки.

– Что скажете? – уже не вопрошающе, а строго спросила Елизавета.

– Нет, все было не так, – запинаясь, сказал старик. – Елку у меня отняли. Ударили об стену. Отняли… убежали.

– Да, борьба была – но справедливая! – всполошился Эдик. – Деньги получил, а елку отдавать передумал! И вали-ка отсюда, разговор окончен!

Елизавета, подумав, приняла сторону мужа:

– Простите, но сделка состоялась. Вы получили деньги. Какой может быть разговор? Идем, Аня.

И она за плечи взяла дочь, увела ее в коридор квартиры.

Теперь старик не мог сопротивляться, и дверь перед ним закрылась. Он так и остался стоять перед ней с двадцатью долларами в руках.

– Не можешь без приключений, – сказала Елизавета мужу, усаживаясь за стол. – Ну, чего стоите? Аня!

В это время президент страны начал произносить новогоднее поздравление. Потом куранты стали бить 12 раз.

– Ну, открывай же шампанское! – опять приказала Елизавета.

Эд торопливо послушался.

Хлопнула пробка, шампанское полилось в фужеры.

Немного отец налил в фужер дочери.

Но она не взяла его в руки.

– Ты чего, Аня? – заискивающе сказал отец.

– Не хочу.

– И с Новым годом поздравить не хочешь? – ядовито спросила Елизавета.

– Поздравлю, – Аня вышла из-за стола.

Прошла мимо елочки в свою комнату, плотно закрыв дверь.

– Характер, – сказал Веник и выпил шампанское.

Закусывали молча. Эд пытался отпускать шуточки в адрес престарелых телезвезд, но они повисали в воздухе. Искрометное веселье, которое пытались изобразить по телеэфиру, не получалось.

Выпили еще, но это не помогло улучшить настроение.

Вениамин стал подумывать, как бы повежливей откланяться.

И в это время дверь детской комнаты открылась, и показалась Аня, одетая в шубку и зимние сапожки.

– Ты куда это? – всполошилась Елизавета.

– Мальчишки сейчас будут запускать фейерверк.

– Вот еще, – попытался возразить отец, – сколько несчастных случаев…

– Гера звонил? – спросила мама.

Гера давно уже числился в пажах у Ани, и в семье это знали.

– Да.

– Иди. Только недолго.

Ситуацией воспользовался и Вениамин:

– Я тоже, пожалуй, пойду. Пока, ребята.

Едва Аня и Вениамин вышли за дверь, как увидели на площадке зелененькие бумажки. Вениамин хмыкнул и стал собирать деньги с кафельных плиток.

– Ну, дает, старый, – устало сказал Веник.

Вышли из подъезда и сразу же увидели старика, который сидел на скамеечке. Он тоже увидел Вениамина и Аню, подняв голову.

Встретив их недоуменный взгляд, объяснил:

– Устал. Силенок совсем не стало, – и грустно улыбнулся.

Подбежал Герка, в распахнутой куртке, с непокрытой головой, радостно возвестил:

– Смотри, Анька! Сейчас запускаем!

– Но ты…

– Не волнуйся! Мы все учли! По инструкции!

И побежал к центру двора, где в снегу были укреплены на высоких металлических штырях устройства, которые следовало поджечь и опрометью отпрыгнуть в сторону.

Герка так и сделал.

И взрослые, и дети с напряженным ожиданием смотрели, как поведет себя это устройство. Вот оно со свистом стремительно взмыло вверх, бахнуло, рассыпалось в черном небе, озарив его ярким огненным зонтиком.

– Ур-р-а-а-а-а! – закричал Герка, и его крик подхватили ребята, и запрыгали, и замахали поднятыми руками.

А Герка поджег еще одну ракету, и опять отбежал, и повторилось яркое оранжевое чудо, еще более мощное, чем первое.

Победоносно он смотрел на Аню, смеясь и ликуя.

И она тоже смеялась и ликовала.

Потом, когда огненные зонтики погасли, Аня повернулась лицом к старику.

– Вы не печальтесь, дедушка. Елка у вас обязательно будет, я обещаю.

– Тем более что доллары я собрал, – сказал Вениамин. – Вы только адрес скажите, елку мы утром вам принесем.

– Да, правильно, дядя Веня. Вот только… почему вы домой не идете? Вас заждались, наверное. Волнуются.

– Никто меня не ждет, Анечка. Хорошая ты девочка.

– А вас как зовут? И почему это вас никто не ждет?

– Да потому что я один живу. А зовут меня Иваном Ивановичем.

– Так кому вы тогда елку несли? Если одни живете? – спросил Веник.

– Да так… традиция такая… семейная… В память… супруги и дочери.

– А-а-а… понятно...

– Они… ваша жена и дочка… Вы поэтому елочку не отдавали! – Аня смотрела на старика карими, широко открытыми, все понимающими глазами. – А папка мой дурак, вы его простите, Иван Иванович. Ведь надо всех прощать, даже тех, кто обидел, так?

– Да, Анечка. Но трудно бывает.

– Конечно, трудно. Папка вон какой здоровый. А вы… Можно, мы вас проводим?

И получив согласие, она вдруг сказала:

– А знаете, что я подумала? Давайте Рождество вместе отметим? Вот настоящий праздник! Идет?!

– Идет, – Иван Иванович встал, поправил шапку-боярку, одернул пальто. – Я не так далеко живу… На Садовой.

Подбежал Герка. Это он указал Ивану Ивановичу, в какой подъезд надо зайти и подняться на третий этаж, в квартиру 31, где живет Аня. Отца ее, Эдуарда Васильевича, он знал.

– Ну, как?

– Здорово!

– Сейчас еще здоровей будет! Там такая… дуля! – Герка засмеялся. – Папка сам запускать будет! Вот! Смотрите!

И в черное небо опять взвилась ракета.

Но рассыпалась она уже не на один зонтик, а на целых три.

И все разных цветов.

Вениамин, задрав голову, любовался фейерверком.

Но, поскольку сползли очки, поправляя их, он увидел в свете праздничных огней и нежное лицо Анюты, и озорное – Герки, и старческое, с седой бородкой клинышком и подстриженными усами, лицо Ивана Ивановича.

Огненные шатры были настолько яркими, что Вениамин разглядел и улыбку Ивана Ивановича, и его глаза, которые были чисты и очень похожи на детские – Анютины.

---

Алексей Солоницын

---