Певец Бога и земли

Книга «Заутреня святителей» - Оглавление

В. А. Никифоров-Волгин наделён чрезвычайно своеобразным талантом. В сложный, — только с виду простой, — состав его творчества входит доверчивость и горестные сожаления, глубокая влюбленность в русский язык, в обороты русской речи, сияние религиозных мерцаний и большое знание русской жизни, русской стихии, раскрытость души и тихая притаённость, смелость образов и насыщенная скромность литературной речи, точность и в то же время яркость образов, отличный слух, схватывающий звуки, и острый, примечающий глаз художника, наконец, вера в устойчивость преданий, не смущающаяся их поруганием, помрачением и затмением. Это и есть вера, то есть по слову катехизиса, уверенность в желаемом и ожидаемом.

Над головой Никифорова-Волгина просияла счастливая звезда. Среди писателей он давно примечен: за эти годы на разных конкурсах в Париже, Таллине он неизменно получал премии. Два года тому назад вышла его книга «Земля Именинница», и сразу выдвинула Никифорова-Волгина в передний край беллетристов, вызвала единодушные отклики печати, блестящие оценки критиков (а не частные письма, всегда поневоле благожелательные). Эта книга и разошлась как-то молниеносно, — судьба бывает справедлива, — «Земля Именинница» получила большой и заслуженный успех.

Вслед за нею, недавно, появилась вторая книга этого беллетриста «Дорожный Посох», — знаменательное название: «сильна власть русских дорог! Если долго смотреть на них, то словно от земли уходишь и ничто мирское тебя не радует, душа возношения какого-то ищет… Не от созерцания ли дорог родилась в русском человеке тяга уйти? Всё равно куда. В Брынские ли разбойничьи леса или навстречу синим монастырским куполам… только бы идти, постукивая дорожным посохом».

Странничество и — раздумья, скитанья и вздохи. На бескрайних, молчаливых русских дорогах ранним утром и сумеречными ­вечерами свершаются незримые чудеса. С дорожным посохом, с котомкой за плечами проходят богомольные люди, погружённые в святое созерцание и беспокойные, печальные думы. Их прекрасно улавливает, тонко слышит, глубоко чувствует В. Никифоров-Волгин, очень русский писатель, отдавший своё сердце, преклонивший свой слух земле. Он её знает, постигает её тайны, живёт с ней одной жизнью, радуется её вёснам и травам, её звону, её улыбкам, хранит в памяти народные приметы, восхищённые, трепетные моления, болеет душой за несчастных, грешащих вольно и невольно, за всю человеческую рать, соблазнённую звериной бездной, духовным распутством, неистовствами разгула, грубости и адовых кощунственных гримас.

Литературный отшельник, ни на кого не похожий и никому не подражающий, Никифоров-Волгин находит свои духовные удовлетворения в слиянии с глубоко затаёнными настроениями русского народа. Его голос тих, в то же время внушителен. Кажется, будто у него весь ящик стола, чуть ли не целый шкаф наполнен записями, подслушанными речениями, и «чудится, что все мы на росстани-пути стоим», что «над природой человек озоровать стал», что и «литургийный хлеб стал теперь ржаным, — почернело Тело Христово», будто наступила мировая ночь, а «никогда такой древней не кажется земля, как при ночном ветре, среди поля». Отлично и близко знакомы этому писателю упования, быт, верования народа: «в деревне масленичный понедельник назывался — встреча; вторник — заигрыши; среда — лакомка; четверг — перелом; пятница — тёщины вечёрки» и т. д. Хорошо в народе называют масленицу: Боярыня, Царица, Осударыня, Матушка, Гулёная, Красавая, — прозвища дорогие сердцу Никифорова-Волгина.

Превосходны его эпитеты: у солдат красноармейцев «неумолимые руки», у электрической лампочки «душный свет», седые волосы священника напоминали «горький ветхозаветный пепел». Центральной частью последней книги Никифорова-Волгина «Дорожный Посох» стоит скорбная повесть о странствовании и муках священника: его моления, чёрные зрелища надругательства над церковью, иконами и службой. Потрясает рассказ рыжего детины о том, как бывший семинарист кощунственно решил причастить народ самогоном. Временами казалось: русский народ раскрестился. Но не надо отчаиваться, — были и есть знамения и благодатные примеры: по лесным чащам, в подземельях, тайных монастырях и церквах, запрятанных по лесным чащобам, встречаются молельщики, ищущие правды: «Мы, батюшка, в Москву идём… О Боге хлопотать… чтобы это Бога нам разрешили…» Свершаются «светоподательные подвиги»: Господь струями иорданскими поможет омыть потемневшее лицо земли, и всплеснётся вода подо льдом.

Кроме большой повести так и называющейся «Дорожный Посох», в этой книге чудесные воспоминания детства: Крещение, кануны Великого Поста, Великая Суббота, Радуница, Отдание Пасхи и превосходный рассказ «Яблоки». Книгу Никифорова-Волгина надо читать не раз, её следует, — во всяком случае, — прочесть дважды — так много в ней словесных чудес, искренних признаний, метких наблюдений и ещё знания, неведомого большим городам, утрачиваемого с каждым днём всеми: это надо воскресить, к этой сокровищнице следует приникнуть ласковым и сторожким ухом.

В речениях, народных приметах, религиозном подъёме, звучащем в произведениях Никифорова-Волгина, таится великая сила преданий, образов прошлого, голосов истории. С былым, ушедшим, далёким Никифоров-Волгин связан крепкой, неразрывной пуповиной.

Сергей Нарышкин

Журнал «Для Вас». [Рига]. 1939. N 14. С. 14.